М. Бажан

Прорыв

Меж черных стен, в дымящихся просветах, Над сумрачным дыханьем пепелищ, Во мгле полуразрушенных жилищ, Между садовых скорчившихся веток, Меж скрученных столбов и проводов, Оборванных, переплетенных нитей, Меж выбившихся рельс и перекрытий, Где пятна нефти запеклись, как кровь, В круженье искр, во вспышках батарей, В стальных раскатах и ударах боя Они лежали много долгих дней, Пути назад отрезав за собою. Вползли в подвалы, врылись в грунт канав, Вжились в пробитые снарядами квартиры, И голубые падали мундиры, От пуль их метких падали стремглав; Щит миномета на обломки клали Для точности, для верности стрельбы И мину осторожно опускали В смертельный зев приподнятой трубы; И грозный хобот пушки длинношеей, Упрятанной в разбомбленный подвал, Броню у танка тут же разрывал, Уставясь на врага, как из траншеи, И лица стали тверже и худей, И взоры стали глубже и прекрасней, Спокойнее и смерти неподвластней, В тяжелом закаленные труде. Ночь прогрохочет. День осатанело Сверкнет и сникнет, быстрый, как разрыв. Слабеет тело, угасает тело, Но дух взмывает, плоть воспламенив. Иссохли губы. Глотки — жестче жести, С натугой дышат спекшиеся рты, Но жар расплаты, жажда жаркой мести Сильнее самой тяжкой маеты. Они все знали, жизнь и смерть измеря, И к новому тянулись бытию. И раненый хрипел: — Умру? Не верю! Я выживу. Я выстою. Убью.— Последний хлеб. Кусок последний мяса. Приползши на командный пункт в ночи, Допытывались: — Есть боеприпасы? — И ни один не молвил: — Есть харчи? Так ночи шли, и дни текли за днями, И крыс фашистских серые стада Стальными истреблялись западнями Людей, не отступавших никогда. Здесь удержаться! Нет дорог назад! Не сна, не хлеба — мин, гранат, патронов Бойцам твоих священных бастионов, Твоих развалин грозных, Сталинград!